В документальном фильме "Левиафан" добывают рыбу на гигантском судне в северной части Атлантического океана. Фильм лишен диалогов, нарратива, снят в экспериментальной манере. Этот фильм хотя и экспериментальный, о чем-то очень важном и древнем.
В 1895, первые зрители "Le Repas" были поражены не столько зарисовками обыденной жизни буржуазии в семье Люмьер, сколько тихим шелестом растительности на заднем фоне: внутри кадра была живая природа. Уже в начале 1930х, Гриффит произнес знаменитую фразу, что ему жаль, что фильмы больше не позволяют зрителю почувствовать ветер в деревьях. А в Европе, с 1920х, французский авангард забрал себе поиск водных, текучих и воздушных, едва различимых материй. От чего-то такого и отталкивается "Левиафан".
До того, как Луис Люмьер внес в историю завтрак своего сына, он снял рабочих, выходящих из здания завода семьи Люмьер. Кинематограф тогда воспевал индустрию, критиковал отчуждение труда и эксплуатацию рабочих. Все это прошло, и то, что осталось - документарное пленочное подтверждение о тех временах. В чем-то схоже, одной из целей режиссера "Левиафана" было показать деятельность (рыбную ловлю) под угрозой экономического развития, указывая, что часть мира, магическая и пугающая, скоро исчезнет и останется лишь в памяти.
Но "Левиафан" запомнился и другой составляющей - бушующей непредсказуемой природой океана, штормом, и сверх-людьми, ведущими 20-часовые смены, чтобы обеспечить рыбную ловлю в нежизнеспособных условиях на гигантском судне. Ключевое достижение - ощущение постоянной угрозы главному герою, - камере или зрителю, чувствуется враждебность стихии и космоса, хрупкость металлического судна под натиском. "Левиафан" кажется удивительно новым, во многом из-за того, что вот эта бушующая и страшная сила естества, стихийность, серьезно отошли из фильмов, сделав кинематограф более антропоцентричным. Получается так, что перестав так сильно бояться природы благодаря развитию прогресса, общество теперь боится именно технологии. Но кажется, что какая-то грань спектра чувств, смыслов и видов переживаний теряется в этом замещении. Забывание природы опасно в свете экологических проблем, которые никаким образом не решаются, но и в кино не находят выхода в переживания и опыте зрителя. В фильме "Первая реформаторская церковь", герой Итана Хоука - священник, который не смог помочь экологическому активисту в его внутреннем кризисе, сам погружается в пучину мыслей об обреченности общества и беспомощности бога или его нежелании помочь своему созданию. Все это проживается через ценностное восприятие западного человека, через его мораль и философию, что кажется действительно тупиковым занятием: вклад одного человека ничтожно мал и не может поменять социум и развернуть во многом бессознательное движение конкурирующих экономик. Хотя в фильме происходит хэппи-энд, он достаточно невнятный и как раз говорит о мистическом вмешательстве, которое необходимо для преодоления такого рода кризиса, но едва ли поясняет что такое вмешательство добавляет к опыту героя.
Такая медитация на стихийность запала мне у Тима Хекера, соединяющем электронную и инструментальную музыку через повсеместное использование сэмплов и записей партий, как популярных, так и редких, древних инструментов.
Тим в одном из интервью сказал, что вся его музыка пропитана идеей неестественности технологий, держа в голове весь вред, который она несет, но сам он активно использует ее для создания музыки и "hey it's crazy". такое вот мемо современного человека. С альбома "Virgins" музыка Тима становится мощной и масштабной, ее нужно слушать на высокой громкости, либо в наушниках, либо в создающих объем колонках. Тим строит красивые замки, вот ровно как ветер в деревьях, только он оставляет их на время самих с собой так, что слушатель может наблюдать, как подобно природе они начинают постепенно проявлять свою суть - хаотично зарастать плющом или мхом, начинать подгнивать. Словами Маркса, но скорее философа модернизации Маршалла Бермана: "all that solid melts into air" универсально происходит со всем.
Другая сторона этой музыки, она в первые несколько секунд кажется такой знакомой и понятной, выразительной, может быть красивой и мелодичной, но очень быстро она переходит во что-то, чего от нее не ожидаешь. В мире, как никогда в истории, рациональном, где какие-то осознания, происходят именно через рацио (как в кино, этот частый прием, когда от спонтанности жизни и потока событий резко переходят на что-то одно, показывая, что "это серьезно"), музыка Тима Хекера идет в конфликт, демонстрируя, что несмотря на все усовершенствования в технологии, перемены в обществе, ничто не может поколебать наши первоначальные реакции: страха, удивления, возбуждения, - очищающего опыта.